Люцзы не обратил на волка и толики внимания, как будто какой-то комар его укусил и только. Он выпустил булаву каумодаки из рук и подскочил к яблоне. Ухватив её своими мощными руками, Люцзы выдернул дерево из земли.
Цунь Гуан спрыгнул с дерева на забор и закачался там, удерживая равновесие хвостом.
Чжу Люцзы размахнулся вырванным деревом, которое тотчас выстрелило яблоками во все стороны, и вдарил по забору так, что тот повалился плашмя. Но Цунь Гуан снова успел увернуться. Он запрыгнул на телегу с глиняными горшками, что стояла поодаль.
Монах-комусо по имени Дзаэмон всё это время стоял без движения и наблюдал за боем. Его второй волк появился из-за упавшего забора и, увернувшись от следующего взмаха яблоней, вцепился Чжу Люцзы туда, где у поросят размещается хвост. Люцзы взревел и хлестнул себя по спине деревом, словно это был банный веник. Листья полетели во все стороны, но ни один из волков не разжал зубы.
Наконец и Дзаэмон вступил в схватку. Он выхватил из дорожного мешка свёрток с флейтой и, прочертив им в воздухе короткую дугу, ткнул Чжу Люцзы прямо в солнечное сплетение. Не останавливаясь ни на мгновение, Дзаэмон нанёс странствующему воину ещё четыре укола, всякий раз попадая в специальные точки на теле, известные только лекарям и мастерам воинских искусств.
Чжу Люцзы почувствовал, что и руки и ноги перестали его слушаться. Яблоня вывалилась у него из рук, а колени сами собой подогнулись. Люцзы с грохотом рухнул на землю прямо у ног Сонциана, подняв перемешанное с бесовским дымом облако пыли.
Сонциан присел и положил руку Люцзы на лоб. Он принялся читать восьмую камишутту, которая не раз уже его выручала. Бушующий в Люцзы злобный бес закорчился и нехотя попятился, прячась вглубь огромного живота Чжу Люцзы. А Цунь Гуан, сидевший на телеге, схватился руками за голову и кубарем покатился вниз.
– Прекрати! – закричал он монаху. – Он первый начал! Ну перестань!
Но Сонциан продолжил читать камишутту и повторял её до тех пор, пока зелёный дым вокруг Чжу Люцзы не рассеялся, а кровь не отхлынула от глаз странствующего воина.
– Ох, что же это нашло на меня, – виновато пробормотал Люцзы, оглядываясь на причинённый разгром. – Бесы попутали!
– Да у тебя, почтенный, и безо всяких бесов нрав горячее кузнечной печи, – ответствовал ему Сонциан. – Легко тебя раззадорить!
– Не люблю я, когда мой внешний вид поминают, – с виноватой сердитостью сказал Чжу Люцзы.
– Так и ты сам не обзывайся! – ответил ему Цунь Гуан, который всё ещё тёр виски. Всю минувшую ночь он пытался избавиться от золотого обода, но ничего у него так и не вышло.
– Кто же ты тогда? – спросил Цунь Гуана Люцзы.
– Это мой ученик, – ответил Сонциан, не желая вдаваться в подробности. – Цунь Гуаном его зовут.
– Я же известен как Ван Чжу Люцзы, странствующий воин и демоноборец, – назвал себя Люцзы. И повернулся к Дзаэмону: – А ты чего молчишь? Собаки у тебя будь здоров!
Монах-комусо только склонил голову. Волки смиренно лежали у него в ногах.
– Не ответит он тебе, Люцзы, – сказал Сонциан.
– Немой, что ли?
– Обет молчания. Всё, что скажет, услышат волки только.
– Вот как… – промолвил Чжу Люцзы.
Помолчав для приличия, он сказал:
– Беда со мной, монах! Поселились во мне бесы, и теперь стоит мне осерчать, никак остановиться не могу.
– Да уж видно! – съязвил Цунь Гуан, который тем временем подбирал раскатившиеся вокруг яблоки.
– Тихо ты! – одёрнул его Сонциан. – Есть у меня камишутта охранная, которую мне сама богиня Запада присоветовала. Будешь её читать, бесы твои уснут и спрячутся. Научить?
Таланта к заучиванию стихов у Люцзы не было, поэтому он вместо ответа припомнил кое-что другое:
– Монах! Я ведь нашёл вора твоего! Который ожерелье украл!
Сонциан с Цунь Гуаном переглянулись.
– Колдуна? – спросили они хором.
– Его самого! Бри-бра-брея.
– Брика-Брика-Брея, – поправил его Цунь Гуан.
– Точно!
– Где? – спросил Сонциан.
Чжу Люцзы замялся.
– Сбежал он от меня, – сказал он, потупившись.
Он поднял взгляд на Сонциана и вдруг, уставившись ему за спину, заорал:
– Вот же он! Держи его!
Все разом посмотрели туда, куда теперь указывала могучая рука Люцзы.
На окраине деревни, только что выступив из густых кустов смородины, стоял не кто иной, как Брикабрей собственной персоной.
«Спасибо тебе, всевидящая богиня Запада! – сотворил благодарность Сиваньму монах. – Привела ты колдуна прямо нам в руки». Но заслуга в этом была вовсе не богини Запада, а лисёнка по имени Дзин.
Это он заманил колдуна в смородиновые кусты, что во множестве росли вокруг деревни. Он же и вывел его прямо на собравшихся вокруг Чжу Люцзы охотников. Вот как это произошло.
С той самой поры, как овладевшая Такуаном куница бросила золотой посох и побежала разыскивать волшебные колбы, лисёнок по имени Дзин лежал в кустах подле высокого вяза и выжидал.
Стоило только кунице скрыться из виду, как лисёнок ухватил посох за один конец и уволок его глубоко в кусты, где хорошенько присыпал опавшей листвой. Найти посох по случайности теперь было никак невозможно. Оглядев свою работу, лисёнок остался доволен и улёгся рядом, положив острую мордочку на передние лапы.
Пока Брикабрей путешествовал в Мандалай и обратно, а Такуан, сменивший теперь имя на Цунь Гуана, искал его совсем в другой стороне, лисёнок и с места не сдвинулся. Он ждал того, что непременно должно было произойти.
И вот наконец ветки кустов на противоположной стороне поляны зашуршали и раздвинулись. Из кустов вышел, отряхивая поломанные ветки, низенький толстый колдун, звали которого Брикабрей.
В заплечном мешке у него лежали хорошо известные нам волшебные колбы, изумрудное ожерелье и чёрная как смоль жемчужина. А на уме у него была такая мысль: «Здесь где-то куница посох обронила. Тут он и остался, значит! Сейчас найду его, и будет у меня всё, что Тёмному Владыке надобно. Вот так я и заслужу его благодарность! Я! А не какой-то Люпин чванливый».
Брикабрей осмотрелся. «Вот вяз этот, – сказал он сам себе. – Значит, и посох рядом где-то быть должен». Он стал ходить по поляне кругами, нагибаясь и заглядывая под ветки окружавших поляну кустов.
Из-под одной такой ветки колдуну в ответ на пристальный взгляд мелькнули бусины глаз.
«Лисёнок! – вспомнил Брикабрей о том, как он в первый раз обнаружил посох. – Есть у него на волшебные вещицы нюх. Изловлю его и снова посох найду».
И колдун бросился в кусты, намереваясь поймать сидевшего там лисёнка. Но лисёнок не стал дожидаться, покуда коротенькие ручки Брикабрея ухватят его за хвост. Он выскочил на поляну и припал на передние лапы, виляя хвостом.
– Дразнишься! – воскликнул Брикабрей и вновь прыгнул на лисёнка.
Но куда было тягаться толстому колдуну с маленьким ловким лисёнком. Тот легко увернулся и шмыгнул в кусты.
– Не уйдёшь! – крикнул вслед ему Брикабрей и поспешил в погоню.
Хотя лисёнок и был вёртким и быстрым, ему никак было от колдуна не отделаться. Быть может, причиной тому была страсть погони, захватившая колдуна, а может быть, лисёнку и вовсе не хотелось насовсем убегать. Дзин за прошедшие дни вдоволь насиделся в кустах и теперь был рад поразмяться. К тому же наблюдать за тем, как снова и снова колдун беспомощно растягивался в траве, лисёнку весьма нравилось.
День уже повернул к вечеру, а Брикабрей всё гонялся за проворным лисёнком. Погоня вывела его из леса и привела к зарослям смородины, за которыми стояли деревенские дома. И вот, в очередной раз прыгнув на лисёнка, Брикабрей схватил руками только воздух и, прокатившись по опавшей листве, выехал из кустов на обочину дороги.
Дорога эта вела прямо на рыночную площадь, где колдун тут же заметил всех, кого ему хотелось видеть меньше всего: огромного странствующего воина Ван Чжу Люцзы, бродячего прорицателя, похожего теперь на горную обезьяну, и монаха-комусо, в ногах которого сидела пара волков. Рядом с ними стоял ещё один, незнакомый Брикабрею монах.